читать дальшеИтак, второй книгой мне загадали Ирвина Роберта «Арабский кошмар»…
Это был кошмар.
У меня, как у любого заядлого читателя, есть определенные критерии, по которым я классифицирую уровень своей симпатии к книге. Так вот, в первых строчках негатива моего чтива стоят книги большинства русских авторов и те, что касаются востока.
Не принимаю и не понимаю я увлеченности восточной культурой тех времен, когда пришло единобожие Аллаха и мусульманство взамен языческого многобожия.
Страны обеднели как экономически, так и культурно с потерей своих величественных пантеонов. Я восхищалась Древним Шумером и Аккадом, Вавилоном и Египтом, и мне стыдно за то, как, с приходом единобожия, все Величие первых цивилизаций потомки просрали все, что можно. Пардон.
А вот и «Арабский кошмар».
Повествование начинается увлекательно. Вот есть главный герой, англичанин, у которого есть секретная миссия прошпионить за состоянием военных сфер в Каире. И он прикидывается паломником, чтобы проникнуть в самое сердце города.
Захватывающее начало. Попахивает шпионажем, вот читаешь с ожиданием захватывающего детектива с политической интригой…
И этот запах мгновенно исчезает, когда герой в какой-то момент (не понятно, в какой) теряет связь с реальностью.
В конце первой же главы Бэльян (он и есть тот самый шпион) приходит на улицу мусульманских проституток. Угадайте, чем заканчивается его поход? Прааавильно, уважаемые.
Сексом с мусульманской проституткой, которая буквально хватает его за яйца посреди улицы, затаскивает в свой дом-хибара-сарай и раскидывает ноги в стороны. А он ведь, пока добирался до Каира, пока обосновывался в караване-сарае, женщину не имел чуть больше шести недель.
Ничего не скажешь. Жесткий облом шпионской интриги, завязанной с самого начала, когда он еще присматривался в общее состояние города. Ладно еще, описание секса ограничивается фразой:
Возбужденный ее властными манерами и экзотической обстановкой, он легко овладел ею.
После чего проститутка с именем Зулейка в отместку за секс-так-себе объясняет, что да как могло бы быть круче.
«– Люди вроде тебя впитывают чужую энергию – сидят, слушают, задают вопросы, а сами никогда ничего не говорят. Что же до твоих сексуальных способностей, то я полагала – что, кажется, было глупо с моей стороны, – будто все англичане похожи на Вейна или, если это не так, тогда что ты хотя бы мог у него учиться.»
«Пенис твой стоит прямо, но веки дрожат. Твое тело шевелится, но змей в тебе спит.»
«– У основания твоего позвоночного столба свернулся и спит змей. Чтобы поднять его, ему нужно петь, нужно искушать его до тех пор, пока голова его не окажется у тебя между глаз и ты не увидишь мир его глазами, глазами тела, состоящего из чистой сексуальной энергии. В христианском мире совокупление очень похоже на сон, но в Египте и Синде это наука. Я могла бы также обучить тебя карецце и обрядам сексуального истощения, но пока что ты растрачиваешь свое семя так, будто это вода. Сначала мы должны поднять змея.»
Эмм… Сексуальная философия, это ты? Зачем ты здесь? Автор пытается выразить свои собственные сексуальные проблемы через проблемы главного героя?.. Психоаналитик, сексолог, где вы были, когда автор учился в… Оксфорде??
Кхм, пардон.
Дальше автор знакомит нас с остальными героями, товарищами-паломниками из того же каравана-сарая. Они все европейцы: французы, итальянцы, англичане и еще кто-то, вот честно, не помню. Они одухотворены и возбуждены предстоящим путешествием на Святые земли. Особенно на женской улице с проститутками, хех.
После череды странных снов-не снов Бэльян попадает в руки Вэйна, о котором упоминала проститутка Зулейка, и местного шамана Кошачьего Отца. И тот диагностирует у Бэльяна редкую болезнь снов, и, мол, будет лечить его бесплатно.
И болезнь его носит имя Арабский кошмар.
«Арабский Кошмар ужасен и непристоен, однообразен и все же внушает страх. Он посещает своих жертв каждую ночь, но одно из его свойств состоит в том, что утром он всегда забывается. Таким образом, это неисчислимые страдания без осознания таковых. Ночь за ночью длятся нескончаемые пытки, а утром жертва встает и как ни в чем не бывало принимается за повседневные дела, рассчитывая к тому же хорошенько выспаться после тяжелого трудового дня. Это чистое страдание, страдание, которое не учит, не облагораживает, бессмысленное страдание, которое ничего не меняет.»
И с того момента повествование весьма… специфичное.
Пару глав Бэльяну втирают, что сны бывают внутри снов (фильм «Начало» Кристофера Нолана, случаем, не отсюда ли берет свое начало?) и неясна грань, когда кончаются сны и начинается реальность.
«– Это был ваш первый урок: как определить, спите вы или нет. Мир, в котором вы находитесь, близок к реальности, но, как показывают некоторые опыты, лишь до определенной степени. Стакан является доказательством того, что вы видите сон. Более того, если вдуматься, я говорю с вами на языке, который вы понимаете. Безусловно, вы больше не находитесь в мире реальности, в мире, которым правят законы Бога и логики. Нет, вы попали в Алям аль-Миталь, что в переводе есть Мир Образов или Подобий. При вашем содействии мы рассчитываем научить вас навязывать Алям аль-Миталю свою волю, но прежде всего, разумеется, – диагностировать свой недуг и устанавливать причину кровотечения. Вам следует знать, что, не появись мы здесь первыми, появилось бы нечто куда более неприятное.»
К слову. Про Шпионаж, Политические интриги, Слежку – все, что обещали в аннотации к книге – Можно Забыть. Дальше идут скитания Бэльяна по улицам Каира:
«Все улицы в Каире очень похожи, особенно ночью, но заплутавший путник может ориентироваться по звездам. Берегитесь, однако, ибо звезды нередко держат свой курс для того, чтобы неосторожные сбивались с пути.»
«И днем, и ночью человеку приходилось продираться сквозь бурлящую массу пропитанного потом тряпья и лоснящейся плоти, причудливое скопление перезрелых тел. Однако, даже безостановочно идя по улицам Каира, город было невозможно узнать. Настоящий город находился, вероятно, где-то в другом месте, в мире частных интерьеров, этикета и семейных обязанностей, оберегаемых массивными, обитыми гвоздями двойными дверьми, привратниками, дежурившими на скамейках, и решетчатыми оградами мешрабийи – тысяч скрытых от посторонних глаз цветников и садов. Мольбы нищих, крики уличных торговцев, музыка военных оркестров – то были звуки, доступные всем. Лишь изредка, поздней ночью, да и то случайно, можно было услышать семейную перебранку или голос женщины, убаюкивающей ребенка.»
Где-то в середине книги герой понимает, что валить надо из этого проклятого Каира. Главу так барахтается, пытается убежать, но всегда просыпается на улицах Каира.
И смиряется в конце главы, что затянуло.
«Я больше не в силах вообразить мир за пределами Каира», – спокойно подумал он, но предчувствие, что воображение его может стать еще более убогим, глубоко его опечалило.»
Пол книги вертелся среди не пойми чего, в одну главу он протрезвел и попытался выкрутиться, и, в итоге, потерялся и сдался вертеться среди кошмаров до конца.
Все. Слова кончились.
А герой все просыпается, просыпается, просыпается…
Во второй половине книги идет также речевой сказ историй авторства некого Йолла про Обезьяну, которую следует бояться как огня, про некоторых их предшественников из паломничества, про красивых мусульманских женщин из гарема султанов и т.д.
В конце книги, посмертно, записанные сие истории окажутся сборником «Тысяча и одна ночь».
Финал – художника-итальянца убили, пал от Арабского кошмара. Про других паломников нет упоминания, но Бэльян приходит к Вейну, местному монаху и Кошачьему отцу.
«– Теперь, когда ваши приключения закончились, что вы намерены делать?
– Я пойду отыщу Зулейку и попрошу ее стать моей женой, – ответил он.– Если понадобится, я приму ислам.»
Но и этот финал сомнителен, потому что после этой фразы он уже не воспринимает дальше диалог и просыпается снова рядом с Обезьяной, которая будет повестововать ему истории дальше.
«– Проснись, – сказала Обезьяна.– Я хочу рассказать тебе еще одну историю. Но сначала дай мне напиться. Я изнемогаю.»
На протяжении чтения у меня создавалось стойкое впечатление о происходящей ситуации следующим образом.
Вот приехали европейские паломники, шаман и Вейн траванули их каким-нибудь сильным галлюциногеном и пустили в свободное плавание по улицам Каира. Выживший Бэльян стал оборванцем-нищим, кто-то из его знакомых умер и т.п.
И Арабские Кошмары навеяны именно тем самым наркотиком – ведь восприятие искажается, а тут еще Бэльяну и истории разные рассказывать стали – так вообще звездец, что его укуренные мозги могли воспринять.
И книга описывает именно те самые глюки.
Вывод.
О чем эта книга?
Восток затягивает и не отпускает. Так и напрашивается мораль: Не употребляйте и не принимайте сомнительные местные дары – так на улице голодранцем и окажитесь.
Еще что-то?
Нет.
Вроде, слог хороший. Постепенный, размеренный, читабельный… НО!
Пустой. Много эпитетов, связанных, уместных, но скучных и не затягивающих. Мое воображение просто плавало в непонятной жиже из описаний, не пойми чего, не пойми где.
Чего стоят последующие постельные разговоры с иллюзорно-реальной проституткой Зулейкой.
«- У тебя ведь до сих пор змей меж глазами, правда? В ту ночь ты облегчения так и не добился. Настает момент, когда задержка оргазма определенно опасна.
Она пробежала пальцами по его пенису, как по флейте.
– Знаешь, пенис желает не столько извергнуть семя, сколько отдохнуть после извержения.
– У моего пениса нет желаний.»
А у меня нет желания разбираться с наркотическим самоанализом скучного персонажа.
Из каких жалких представителей военных кадров выбрали в шпионы Этого легкоподчиняемого, увлекаемого молокососа? Никакой подготовки, мотивации о выполнении задания, патриотизма военного, в конце концов.
Ох, сплошное разочарование, а не обещанный политический детектив.
Запутанные, несвязные, непонятные и не затягивающие истории насиловали мой мозг в течение всех пяти часов чтения.
Знаете, мне кажется, автор сам про свой дебютный роман написал очень четкое определение, пусть и в несколько ином контексте:
«Арабский Кошмар ужасен и непристоен, однообразен и все же внушает страх…
Это чистое страдание, страдание, которое не учит, не облагораживает, бессмысленное страдание, которое ничего не меняет.»
Уважаю адекватную самокритику.
PS: В книге была загадана интересная загадка.
Сестра моя была мне матерью.
Отец отцом мне не был.
Я не была ребенком и взрослою не стала.
Кто я?
Мой ответ – Луна. Интересно, а еще какие-нибудь варианты будут?
Это был кошмар.
У меня, как у любого заядлого читателя, есть определенные критерии, по которым я классифицирую уровень своей симпатии к книге. Так вот, в первых строчках негатива моего чтива стоят книги большинства русских авторов и те, что касаются востока.
Не принимаю и не понимаю я увлеченности восточной культурой тех времен, когда пришло единобожие Аллаха и мусульманство взамен языческого многобожия.
Страны обеднели как экономически, так и культурно с потерей своих величественных пантеонов. Я восхищалась Древним Шумером и Аккадом, Вавилоном и Египтом, и мне стыдно за то, как, с приходом единобожия, все Величие первых цивилизаций потомки просрали все, что можно. Пардон.
А вот и «Арабский кошмар».
Повествование начинается увлекательно. Вот есть главный герой, англичанин, у которого есть секретная миссия прошпионить за состоянием военных сфер в Каире. И он прикидывается паломником, чтобы проникнуть в самое сердце города.
Захватывающее начало. Попахивает шпионажем, вот читаешь с ожиданием захватывающего детектива с политической интригой…
И этот запах мгновенно исчезает, когда герой в какой-то момент (не понятно, в какой) теряет связь с реальностью.
В конце первой же главы Бэльян (он и есть тот самый шпион) приходит на улицу мусульманских проституток. Угадайте, чем заканчивается его поход? Прааавильно, уважаемые.
Сексом с мусульманской проституткой, которая буквально хватает его за яйца посреди улицы, затаскивает в свой дом-хибара-сарай и раскидывает ноги в стороны. А он ведь, пока добирался до Каира, пока обосновывался в караване-сарае, женщину не имел чуть больше шести недель.
Ничего не скажешь. Жесткий облом шпионской интриги, завязанной с самого начала, когда он еще присматривался в общее состояние города. Ладно еще, описание секса ограничивается фразой:
Возбужденный ее властными манерами и экзотической обстановкой, он легко овладел ею.
После чего проститутка с именем Зулейка в отместку за секс-так-себе объясняет, что да как могло бы быть круче.
«– Люди вроде тебя впитывают чужую энергию – сидят, слушают, задают вопросы, а сами никогда ничего не говорят. Что же до твоих сексуальных способностей, то я полагала – что, кажется, было глупо с моей стороны, – будто все англичане похожи на Вейна или, если это не так, тогда что ты хотя бы мог у него учиться.»
«Пенис твой стоит прямо, но веки дрожат. Твое тело шевелится, но змей в тебе спит.»
«– У основания твоего позвоночного столба свернулся и спит змей. Чтобы поднять его, ему нужно петь, нужно искушать его до тех пор, пока голова его не окажется у тебя между глаз и ты не увидишь мир его глазами, глазами тела, состоящего из чистой сексуальной энергии. В христианском мире совокупление очень похоже на сон, но в Египте и Синде это наука. Я могла бы также обучить тебя карецце и обрядам сексуального истощения, но пока что ты растрачиваешь свое семя так, будто это вода. Сначала мы должны поднять змея.»
Эмм… Сексуальная философия, это ты? Зачем ты здесь? Автор пытается выразить свои собственные сексуальные проблемы через проблемы главного героя?.. Психоаналитик, сексолог, где вы были, когда автор учился в… Оксфорде??
Кхм, пардон.
Дальше автор знакомит нас с остальными героями, товарищами-паломниками из того же каравана-сарая. Они все европейцы: французы, итальянцы, англичане и еще кто-то, вот честно, не помню. Они одухотворены и возбуждены предстоящим путешествием на Святые земли. Особенно на женской улице с проститутками, хех.
После череды странных снов-не снов Бэльян попадает в руки Вэйна, о котором упоминала проститутка Зулейка, и местного шамана Кошачьего Отца. И тот диагностирует у Бэльяна редкую болезнь снов, и, мол, будет лечить его бесплатно.
И болезнь его носит имя Арабский кошмар.
«Арабский Кошмар ужасен и непристоен, однообразен и все же внушает страх. Он посещает своих жертв каждую ночь, но одно из его свойств состоит в том, что утром он всегда забывается. Таким образом, это неисчислимые страдания без осознания таковых. Ночь за ночью длятся нескончаемые пытки, а утром жертва встает и как ни в чем не бывало принимается за повседневные дела, рассчитывая к тому же хорошенько выспаться после тяжелого трудового дня. Это чистое страдание, страдание, которое не учит, не облагораживает, бессмысленное страдание, которое ничего не меняет.»
И с того момента повествование весьма… специфичное.
Пару глав Бэльяну втирают, что сны бывают внутри снов (фильм «Начало» Кристофера Нолана, случаем, не отсюда ли берет свое начало?) и неясна грань, когда кончаются сны и начинается реальность.
«– Это был ваш первый урок: как определить, спите вы или нет. Мир, в котором вы находитесь, близок к реальности, но, как показывают некоторые опыты, лишь до определенной степени. Стакан является доказательством того, что вы видите сон. Более того, если вдуматься, я говорю с вами на языке, который вы понимаете. Безусловно, вы больше не находитесь в мире реальности, в мире, которым правят законы Бога и логики. Нет, вы попали в Алям аль-Миталь, что в переводе есть Мир Образов или Подобий. При вашем содействии мы рассчитываем научить вас навязывать Алям аль-Миталю свою волю, но прежде всего, разумеется, – диагностировать свой недуг и устанавливать причину кровотечения. Вам следует знать, что, не появись мы здесь первыми, появилось бы нечто куда более неприятное.»
К слову. Про Шпионаж, Политические интриги, Слежку – все, что обещали в аннотации к книге – Можно Забыть. Дальше идут скитания Бэльяна по улицам Каира:
«Все улицы в Каире очень похожи, особенно ночью, но заплутавший путник может ориентироваться по звездам. Берегитесь, однако, ибо звезды нередко держат свой курс для того, чтобы неосторожные сбивались с пути.»
«И днем, и ночью человеку приходилось продираться сквозь бурлящую массу пропитанного потом тряпья и лоснящейся плоти, причудливое скопление перезрелых тел. Однако, даже безостановочно идя по улицам Каира, город было невозможно узнать. Настоящий город находился, вероятно, где-то в другом месте, в мире частных интерьеров, этикета и семейных обязанностей, оберегаемых массивными, обитыми гвоздями двойными дверьми, привратниками, дежурившими на скамейках, и решетчатыми оградами мешрабийи – тысяч скрытых от посторонних глаз цветников и садов. Мольбы нищих, крики уличных торговцев, музыка военных оркестров – то были звуки, доступные всем. Лишь изредка, поздней ночью, да и то случайно, можно было услышать семейную перебранку или голос женщины, убаюкивающей ребенка.»
Где-то в середине книги герой понимает, что валить надо из этого проклятого Каира. Главу так барахтается, пытается убежать, но всегда просыпается на улицах Каира.
И смиряется в конце главы, что затянуло.
«Я больше не в силах вообразить мир за пределами Каира», – спокойно подумал он, но предчувствие, что воображение его может стать еще более убогим, глубоко его опечалило.»
Пол книги вертелся среди не пойми чего, в одну главу он протрезвел и попытался выкрутиться, и, в итоге, потерялся и сдался вертеться среди кошмаров до конца.
Все. Слова кончились.
А герой все просыпается, просыпается, просыпается…
Во второй половине книги идет также речевой сказ историй авторства некого Йолла про Обезьяну, которую следует бояться как огня, про некоторых их предшественников из паломничества, про красивых мусульманских женщин из гарема султанов и т.д.
В конце книги, посмертно, записанные сие истории окажутся сборником «Тысяча и одна ночь».
Финал – художника-итальянца убили, пал от Арабского кошмара. Про других паломников нет упоминания, но Бэльян приходит к Вейну, местному монаху и Кошачьему отцу.
«– Теперь, когда ваши приключения закончились, что вы намерены делать?
– Я пойду отыщу Зулейку и попрошу ее стать моей женой, – ответил он.– Если понадобится, я приму ислам.»
Но и этот финал сомнителен, потому что после этой фразы он уже не воспринимает дальше диалог и просыпается снова рядом с Обезьяной, которая будет повестововать ему истории дальше.
«– Проснись, – сказала Обезьяна.– Я хочу рассказать тебе еще одну историю. Но сначала дай мне напиться. Я изнемогаю.»
На протяжении чтения у меня создавалось стойкое впечатление о происходящей ситуации следующим образом.
Вот приехали европейские паломники, шаман и Вейн траванули их каким-нибудь сильным галлюциногеном и пустили в свободное плавание по улицам Каира. Выживший Бэльян стал оборванцем-нищим, кто-то из его знакомых умер и т.п.
И Арабские Кошмары навеяны именно тем самым наркотиком – ведь восприятие искажается, а тут еще Бэльяну и истории разные рассказывать стали – так вообще звездец, что его укуренные мозги могли воспринять.
И книга описывает именно те самые глюки.
Вывод.
О чем эта книга?
Восток затягивает и не отпускает. Так и напрашивается мораль: Не употребляйте и не принимайте сомнительные местные дары – так на улице голодранцем и окажитесь.
Еще что-то?
Нет.
Вроде, слог хороший. Постепенный, размеренный, читабельный… НО!
Пустой. Много эпитетов, связанных, уместных, но скучных и не затягивающих. Мое воображение просто плавало в непонятной жиже из описаний, не пойми чего, не пойми где.
Чего стоят последующие постельные разговоры с иллюзорно-реальной проституткой Зулейкой.
«- У тебя ведь до сих пор змей меж глазами, правда? В ту ночь ты облегчения так и не добился. Настает момент, когда задержка оргазма определенно опасна.
Она пробежала пальцами по его пенису, как по флейте.
– Знаешь, пенис желает не столько извергнуть семя, сколько отдохнуть после извержения.
– У моего пениса нет желаний.»
А у меня нет желания разбираться с наркотическим самоанализом скучного персонажа.
Из каких жалких представителей военных кадров выбрали в шпионы Этого легкоподчиняемого, увлекаемого молокососа? Никакой подготовки, мотивации о выполнении задания, патриотизма военного, в конце концов.
Ох, сплошное разочарование, а не обещанный политический детектив.
Запутанные, несвязные, непонятные и не затягивающие истории насиловали мой мозг в течение всех пяти часов чтения.
Знаете, мне кажется, автор сам про свой дебютный роман написал очень четкое определение, пусть и в несколько ином контексте:
«Арабский Кошмар ужасен и непристоен, однообразен и все же внушает страх…
Это чистое страдание, страдание, которое не учит, не облагораживает, бессмысленное страдание, которое ничего не меняет.»
Уважаю адекватную самокритику.
PS: В книге была загадана интересная загадка.
Сестра моя была мне матерью.
Отец отцом мне не был.
Я не была ребенком и взрослою не стала.
Кто я?
Мой ответ – Луна. Интересно, а еще какие-нибудь варианты будут?
-
-
23.06.2014 в 12:33Про загадку. Я бы ответила, что это заря.
-
-
07.07.2014 в 07:10В преданиях-мифах-легендах обычно поклонялись и одухотворялись именно астрономические объекты солнечной системы - солнце, луна и прочие планеты. Заря - последок от явления, без полной физической формы, так что как-то не ахти вариант ответа на загадку, имхо...